27.10.36г. "Дорогой папа! Пишу о том, что тебя, вероятно, больше всего интересует, что сейчас в моей жизни занимает главное место – о своих вузовских делах и занятиях. Прежде всего скажу, что я глубоко удовлетворен характером выбранной мною специальности, программой и процессом занятий как дома, так и вне дома. Хотя мы сейчас и проходим материал, отчасти, знакомый по школе, но его преподают в совершенно ином разрезе, более углубленном и, конечно, качество изложения стоит выше похвал. Например, лекции профессора по политэкономии несколько раз вызывали заслуженные аплодисменты. Читает он блестяще, и его вообще скучный предмет слушается легко и с большим интересом. Хорошо читает математик, хотя и несколько суховато. По математике мы кончили краткий курс аналитической геометрии и на последней лекции начали теорию пределов. По физике кончили механику и со следующей шестидневки начнем молекулярную физику и лабораторные работы. К сожалению, задач по физике я почти не решал, налегая на задачи по математике. Теперь начинаю регулярное решение задач по всему курсу механики с расчетом, чтобы к январю у меня не было никаких затруднений с ними. На январскую сессию у нас выносится всего два предмета: химия и политэкономия.
    Политэкономия, потому что она кончается, а химия потому, что немыслимо сдать ее весной за весь год сразу. Ведь у нас более всего часов отведено на химию, шесть часов в шестидневку. С английским языком у меня обстоит дело вполне благополучно. Знаю сотни три слов, с грехом пополам читаю и пишу.
    По топографии начали изучение приборов, а с теодолитом я уже поладил. Понемногу рисуем и чертим".
    И вот первая сессия. 26.01.37г. "Дорогой папочка, на днях закончил первую сессию. Все сдано на "отлично". По математике сдавали аналитическую геометрию, пределы и дифференциальное исчисление. Отметка за математику в книжку не идет, но она предопределяет весеннюю отметку за весь курс. Химия же сдана за весь курс, больше ее у нас не будет. Отметки за лабораторную химию уже пригодились при сдаче химии, а также за лабораторную физику потребуются весной. Так что в данное время я считаюсь одним из немногих на нашем курсе отличников (пятнадцать из двухсот двадцати)". 27.02.37г. "Таким образом из шести возможных пятерок зимней сессии у меня оказалось все шесть. В нашей группе только у двоих, кроме меня есть такие же отметки. Нас троих премировали ста рублями...     Сейчас у нас имеется три новых предмета: кристаллография, землеведение, экономика социализма. Из старых [предметов] остались математика и физика. Кристаллография – предмет серьезный и достаточно скучный, по крайней мере теория, в которой очень много теорем, но мало толку. Но поскольку ее надо знать лучше, чем свои пальцы, приходится пренебрегать тусклыми сторонами ее, делать вид, что она интересна и, во всяком случае, основательно зубрить. На самом деле кристаллография не так уж страшна и плоха, но крови портит много.
    Землеведение – попросту говоря солидная география. Сама по себе вещь интересная, но, к сожалению, знание отдельных вопросов мешает мне познавать остальные. Во всяком случае я сегодня заснул днем после того, как прочел основательное количество страниц "Общего землеведения". Но вообще я отношусь к землеведению положительно и думаю, что с программой по нему расправлюсь без особого труда. Об экономике социализма ничего писать не буду... Весенняя сессия у нас будет с третьего мая до одиннадцатого июня. Будем сдавать четыре предмета: математику, кристаллографию, землеведение и экономику социализма. Физику и топографию оставляют на осень. Кроме того будем сдавать английский язык и военное дело.
    Практические работы по топографии у нас начнутся 13 июня и будут продолжаться полтора месяца. Потом два месяца каникулы, а с октября занятия снова". 26.05.37г. "Дорогой папочка! Вчера я сдал последний из весенних зачетов. Всего их было пять: математика, кристаллография, землеведение, военное дело и английский язык. Первые три были важны по своей сущности, последние два постольку поскольку они могли испортить значение результатов первых. Но все подводные мели были пройдены без аварий и я получил "отлично" по всем предметам... Таким образом можно подвести итог первому году учения в Университете: прежде всего я очень доволен, что учусь именно здесь, а не где-нибудь в другом месте. Я как бы сроднился с Университетом, получил порядочное количество знаний, так что моя башка не так пуста, как прежде. Наконец, только два человека со всего курса, я и еще один студент со второй группы за весь год не получили ни одной тройки.
    Ну я вижу, что сильно расхвастался, а это, говорят, опасно. Можно и охладить себя. У меня уже целый месяц болит рука". Он делал компрессы, но ничего не помогало. Врач не советовал ехать на практику в июне, поэтому на лето он поехал в Крым, чтобы подлечить руку.
    15.06.37 из Крыма: "Дорогой папочка! Сегодня десятый день моего пребывания в Крыму. Некоторые положительные стороны уже сказались: я потолстел, поправилась более или менее рука, которая перед отъездом из Ленинграда вела себя не особенно хорошо... Я занимаюсь по мере сил и возможностей общей геологией в пределах, мне доступных на Южном берегу и собираюсь заняться немного палеонтологией. Для этого придётся лазить на Яйлу. Там есть выходы древних осадочных пород на поверхность и они доставят обильный и интересный материал для рассмотрения окаменелостей третичной эпохи. Собираюсь и порисовать, для этого у меня есть хорошая бумага, но нет карандашей, красок и, так сказать, вдохновения..."
    В Крыму он пробыл 5 недель. За это время окреп, загорел и занимался геологическими поисками и рисованием. 22.07.37г. "Путем ползанья по обрывам я приобрел полсотни окаменелостей, среди которых есть чрезвычайно любопытные, по крайней мере для меня. Сделал пару рисунков красками Ай-Петри... рисовал, сидя на вершине горы, в 700-800 м над морем...
    К сожалению, рука окончательно не поправилась, хотя внешний вид значительно улучшился и стал очень мало отличаться от правой руки. Но опухоль так и не прошла". После Крыма Игорь поехал на учебную практику. Он пишет в этом же письме:
    "Практику мы проходим в Саблино – станция, не доезжая Любани. Местность холмистая, поросшая лесом, находится в 8 км от железной дороги. Содержание работ – топографическая съемка: теодолитная, нивелирная, мензульная, глазомерная и фотография. Мензулой называется квадратная доска, вроде чертежной. На нее особым образом наклеивается высококачественная бумага. Эта мензула при помощи особых приспособлений привинчивается к сложному штативу. Ее приводят с помощью винтов в совершенно горизонтальное положение. И затем при помощи прибора "кипрегель" (углоначертательный инструмент) производят съемку...
    Работали в поле с 7 утра до часу и с 4-х до 7-8 часов вечера. Днем работать нельзя, т. к. слишком сильные токи воздуха. Поэтому это время и отведено на обед и дневной отдых". Практику закончили 31 августа в 9 часов вечера, а утром 1 сентября уже снова в Университете.
    3.09.37год. ... "Работали мы в поле не менее чем по 12 часов в день, да часа 2-3 уходило на вычисления и другую работу". В своем письме Игорь самым подробным образом описывает отцу методику мензульной, теодолитной и нивелирной съемки, очень подробно характеризует жизнь и быт студентов в Саблино.
    Второй курс он окончил так же успешно, как и первый. Летнюю практику после второго курса в 1938 году он проходил в Карелии и на Кольском полуострове, впервые побывав на нем. Вот что он пишет отцу осенью 1938 года: "Дорогой папа, тебе наверно известно, что я был в Карелии – краю болот, как представляют ее многие (но это односторонняя и далеко не полная характеристика). Из Ленинграда я выехал вместе со своим начальником пятого июля и ехал по мурманской дороге ровно сутки. Основное место нашей работы находилось на берегу Белого моря, между Кемью и Сорокой. Там, в северной Карелии, выходят самые древние породы, которые вообще имеются на поверхности земли. Некогда там было дно моря и осадки, которые там накапливались постепенно опускались в более глубокие слои земной коры и подвергались значительному давлению и действию высоких температур превратились из глин и мергелей в амфиболо-гранатовые, биотито-гранатовые и другие гнейсы. Кроме этого последующие горообразовательные процессы смяли эти толщи и так же наложили отпечатки на эти породы, изменив их состав и строение. В частности, образовались месторождения гранатов, открытые в 1930г. и детально рассмотренные нами. Ты, вероятно, слышал о гранатах как драгоценных камнях, но драгоценными (вернее полудрагоценными) являются лишь прозрачные, красиво окрашенные разности. У нас это было исключением. В основном наши гранаты были непрозрачны, некрасивой клюквенной окраски и содержат много включений кварца, биотита и др. минералов. В данном случае гранат ценен как абразивный материал, который благодаря своей твердости и целому ряду специфических свойств во многих случаях заменяет корунд и наждак. Сами гранаты находились в породе в виде кристаллов, величина которых колеблется от долей миллиметра до 301 мм в диаметре. Кристаллы такой величины весят около 3 пудов. Ты представляешь такие глыбы, ограненные со всех сторон – тут есть чему удивиться. Кроме изучения гранатов и месторождений их мы изучали весь район этих месторождений – 70 кв. км. Значительная часть этой площади ложилась на острова, находящиеся вдоль всего берега. На большинстве из них я побывал. Кроме всего этого нам удалось съездить на Кольский полуостров. Мы 16 июля отправились на север, на станцию Чупа. Там работали три наших Университетских экспедиции. От станции Чупа начинается знаменитый Чупинский фиорд, длина которого 50 км. Вообще надо сказать, что ни один писатель, или художник, или фотограф не смогут изобразить исключительной, успокаивающей красоты этих мест. Я тем более не берусь составить какое-либо описание, даже устное, тех мест. Красота не суровая, но строгая, а в бурную погоду – мрачная. Там мы пробыли несколько дней, собрали массу материала и отправились дальше на Кольский полуостров. Один день пробыли на станции Африканда, которая расположена на берегу озера Имандра. По одну сторону этого озера находятся Хибины, по другую – Мончегорский хребет. Эта картина громадного озера с отдаленными горами, на которых еще лежит снег, не забудется никогда. Затем, объехав Имандру, мы очутились в городе Мончегорске. Это поразительно красивый город стоит на берегу Имандры, на склонах Мончегорского хребта. Здесь таятся громадные запасы никеля, но они уже малость потревожены. Горы прорезаны многочисленными шахтами, в которых мы лазили в течение двух дней. Внизу достраиваются заводы. На одном из них мы были. Осматривали обогатительную фабрику и металлургический завод. Подробно знакомились с электропечами, видели выпуск металла и его дальнейшую обработку – в общем массу нового и интересного.
    После Мончегорска, на пароходе переехав через Имандру и проехав немного по ветке железной дороги, попали в Кировск (Хибиногорск). Здесь мы пробыли пять дней. За это время побывали в геологическом музее, ботаническом саду, на апатитовом руднике. Лазили на Кукисвумчорр (1200м) и собрали редчайшие коллекции минералов Хибин. После этого возвратились в Шуерецкую, где и продолжали свою основную работу. Результатом этой поездки явились минералогические сборы, из которых составлены коллекции, единственные в своем роде. Кроме этого был собран материал, в частности в Чупе, над которым я проведу и начал проводить работу. Моим начальником был мой преподаватель минералогии Косой Леонид Абрамович, по приглашению которого я и поехал.
    По всей вероятности (т.е. это несомненно) он остался мной вполне доволен и сейчас я помогаю ему в обработке материалов экспедиции. Но, кроме этого, с его помощью я получил место в кабинете минералогии (стол, оборудование, возможность пользоваться всеми приборами и т. д.) для самостоятельной работы и занятий. Это значит довольно много: я таким образом прикреплен к кафедре минералогии, она будет руководить моей самостоятельной работой. Кроме этого я имею в Университете свой собственный уголок, где могу находиться все время и заниматься чем угодно (т.е. не только минералогией, но и своими повседневными занятиями). Я уже начал самостоятельную работу: тема – измерение и характеристика кристаллов пирита, турмалина, кварца, рутила и др. минералов из кальцитовых жил побережья Белого моря. Этот материал собран как в Чупе, так и в Шуерецкой. Основной работой явится, вероятно, изучение пирита, найденного в Чупе. Если позволит время и материал будет представлять интерес (в чем никто не сомневается), то результатом явится статья или ряд статей, которые увидят свет. Во всяком случае мне дано то, о чем я и не мечтал – результат двухлетнего пребывания в Университете налицо. Стоит ли после этого говорить, что по специальности я геохимик – в частности минералог. Минералогия – интереснейшая наука. Дано мне много, все остальное зависит от меня".
    2.02.39г. "Дорогой папа! Я, как ты уже знаешь, был летом в Карелии, приехал оттуда в сентябре и приступил к занятиям на третьем курсе. Ведь я проучился ровно половину, провел в Университете два с половиной года. Для нас третий курс является наиболее трудным, ибо мы проходим сейчас фундаментальные дисциплины наших специальностей. Я говорю специальностей, потому что каждый из нас уже избрал себе определенную специальность, причем программы занятий у нас различные. Я пошел на геохимический цикл (минералогия, петрография, кристаллография) и, вероятно, буду минералогом. В этом учебном году мы проходим петрографию, палеонтологию, физхимию, историческую геологию, гидрогеологию, физическую географию, почвоведение, диамат. Эта сессия показала, что я учусь значительно выше, чем хорошо. Я с четырьмя студентами нашего курса был премирован бесплатной поездкой в Москву. В Москве особенно на меня произвели впечатление художественные музеи, где я видел картины, о существовании которых у нас не подозревал (Каро, Курбе, Гоген, Моне и др.), где я многому научился, где видел то, о чем лишь читал в книгах об искусстве, которые лежат на почетном месте в книжном шкафу. Короче говоря, я своей поездкой во всех отношениях доволен. Теперь примусь за работу с еще большей энергией, потому что за эту весну мне надо много сделать, я даже не представляю сколько, ибо впервые займусь научной работой, пока научной с маленькой буквы, и мне очень хочется с ней справиться".
    И, действительно, Надежда Степановна пишет Владимиру Ивановичу: 15.03.39г. "Теперь он готовится к докладу о своей работе, который должен сделать на торжественной сессии, посвященной 120-летию Ленинградского университета. Это будет примерно через две недели. Работы у него еще очень много, причем кропотливой, да и опытности, конечно, нет. Вот он и корпит каждый день до 11-12 часов в своем кабинете. Даже в те дни когда лекции у него начинаются в 11-12 часов утра и он мог бы поспать, все равно бежит к девяти. Работа состоит в описании исследования кристаллов турмалина. Эти кристаллы у него лежат в крошечных капсулах (из-под лекарств), какие-то необыкновенно богатые формы (по 18 граней на одной головке). Эти кристаллы он измеряет на гониометре. Чтобы измерить один кристаллик идет часов 5-6. Затем идут расчеты, построения, определение химического состава и т. д.
    В общем он все это проделывает с жаром, но, конечно это немалая нагрузка вдобавок к большой академической. Так вот сынишка твой работяга, способный юноша и учится больше, чем с удовольствием".
    А Игорь уже после сделанного им доклада пишет отцу: 3.04.39г. "Дорогой папа! Я последнее время был очень занят, а теперь и подавно, т.к. близится сессия. Я тебе писал, что занимался изучением турмалина, который привез из Карелии. К настоящему времени эту работу я, в основном, кончил и написал. Через пол месяца она, вероятно, пойдет в печать и к осени будет напечатана. Работать пришлось довольно много: после каникул мой рабочий день состоял из 11-12 часов. В выходные дни приходилось заниматься языком и проходными предметами. Сейчас у нас празднуется 120-летие Университета. Проводят научные конференции. Я подготовил доклад по своей работе и сделал его 28.03. Это мой первый доклад, конечно не блестящий, но и не плохой, причем, из третьекурсников доклад делал я один, с четвертого курса не было докладов, а с пятого делали доклад 7 человек. О лете могу сказать только приблизительно. Сессию я кончаю в начале июня и уезжаю на Кольский полуостров. Кроме того, вероятно, после Кольского я поеду на Урал или в Среднюю Азию".
    Весеннюю сессию он сдал на пятерки, а с выездом в экспедицию получилась загвоздка. Его руководитель – Косой Л.А. попал в больницу с аппендицитом и ехать в экспедицию ему разрешат не раньше июля. Все же экспедиция состоялась и была очень познавательной. Вот что он пишет отцу в декабре 1939 года из Ленинграда: "Дорогой папочка! Позавчера получил твое письмо и решил сразу ответить. Я вернулся с Кольского два с половиной месяца тому назад, и, понятно, на меня навалилось столько дел, что я решил написать тебе как только освобожусь слегка, чего не произошло до сих пор. Летом я весьма основательно путешествовал. На Урале мы за две недели обскакали все крупнейшие месторождения, где я увидел массу новых и очень полезных для меня вещей, а также привез оттуда несколько интересных образцов. Все же уральская поездка была для меня тренировкой к предстоящей поездке на Кольский, где пришлось поработать во славу всех своих мускулов и нервов. Из Ленинграда до места назначения мы добирались двенадцать дней.
    Нашей задачей было пройти 500 км маршрутами и разыскать районы слюдоносных жил, где можно будет поставить в следующее лето разведку. В виду очень ограниченного времен нам пришлось нормальную дневную норму в 8-10 км маршрута в день довести до 20-24 км в день. По болотам вообще трудно ходить такие расстояния и это тем труднее, что приходилось на себе нести пудовую ношу продуктов, образцов пород и всего прочего (палатка-6.5 кг, топор, молоток). За семь дней своего первого маршрута я прошел около 140 км вглубь Кольского, где мне предстояло выйти на слюдяной рудник и встретится там со своим начальником. У меня был в это время один рабочий и в общем нам здорово досталось. Достаточно сказать, что в первый день пути мы прошли всего 12 км, во второй-16 км, а в третий – 19 км, чтобы почувствовать как туго пришлось в последние дни. Кроне всего прочего (жара и необходимость идти в газовом накомарнике и в футляре, который и не снился Белькову: ворот, замотанный чулком и забинтованные поверх рукавов руки, в кожаных перчатках – все это от комаров и мошкары) на пятый день пути. Идя по крутому борту реки, я стер себе пятку и остальную часть пути шел, ступая на носок. Не следует забывать и то, что на всем протяжении пути необходимо было считать свои шаги, чтобы точно знать пройденное расстояние и вообще, чтобы иметь возможность, имея лишь компас, выйти туда, куда надо, ибо запас еды был строго ограничен. В общем в результате, когда мы пришли на рудник у нас не осталось ни крошки еды (голодны мы правда не были), а моя нога так скверно себя вела – распухла и болела, что, пробыв на руднике четыре дня, к берегу моря я вернулся по реке со случайной лодкой, где и отдохнул и поправил свою ногу. Затем уже с двумя рабочими я проделал другой маршрут, пройдя в течение 6 дней 130 км. На этот раз не было никаких особых оказий, да и ходьба велась при более легких условиях. Жара сменилась прохладой с морозами по ночам и облачной ветреной и иногда дождливой погодой. Количество наших главных врагов – мошек и комаров – резко упало и в общем по всем статьям было лучше. И затем я сделал еще один маршрут за два дня, пройдя 35 км. В результате этих похождений мы нашли ряд слюдяных жил и таким образом выполнили поставленное перед нами задание. За время первого маршрута из зверья я видел лишь оленей да лосиху с лосенком. Зато во время второго похода удалось вдоволь налюбоваться переправой через реку нами вспугнутой медведицы с двумя медвежатами и дальнейшим их путешествием. Кроме того, в это время стали собираться в стаи такие колоссальные количества уток, гусей, лебедей, что нам удалось, без особой затраты дорогого времени, закидать камнями молодого жирного гуся и устроить себе маленький пир. Начиная со 2-го сентября мы начали пытаться выехать в Ленинград. Начались штормы и пароход, который пришел лишь 10-го числа не мог нас взять из-за шторма. На другой день мы сдали почти все свои вещи на почту, а сами отправились по берегу пешком и прошли за четыре дня 150км. А затем все же пришлось сидеть в деревне без особой надежды на скорый отъезд. Пешком идти также стало невозможно, т.к. болота стали непроходимыми. И 22.09 нам удалось выбраться оттуда на самолете. В воздухе я проболтался в общей сложности пять часов, но на железную дорогу попал лишь 24-го вечером. Один день я пробыл на прошлогоднем месте работы, поскольку проезжал мимо, и, в конце концов, невероятно растолстевший и заросший, в фетровой шляпе, в ватнике и в заплатанных штанах приехал домой. Хорошо хоть был час ночи.
    На Кольском мне удалось собрать материал для зимней работы, очень интересный. Собираюсь исследовать вопрос о закономерностях срастания граната со слюдой. Работу начну во второе полугодие. Прошлогоднюю работу я закончил и она печатается на машинке. Она будет напечатана в академическом юбилейном сборнике, посвященном 30-летию со времени смерти одного из основателей кристаллографии, петрографии и минералогии – Е.Федорова. Конечно, если это осуществится, я буду очень доволен. Пока что профессор С.М. Курбатов – руководитель кафедры минералогии – чрезвычайно одобрительно о ней отзывается и даже поздравил меня с успешным начинанием и пожелал дальнейших успехов. Послезавтра на заседании кафедры я должен доложить ее содержание и работа должна быть подписана к печати. Через полмесяца начинается сессия. Предстоит сдать четыре зачета, из которых более или менее легкий лишь один. Боюсь за дарвинизм и за историю партии". Как и всегда, все экзамены он благополучно сдал и на лето поехал в экспедицию, снова на Кольский полуостров. Вот его отчет отцу:
    27.06.40г. "Зашеек. Дорогой папа, давно я тебе не писал. Учебный год я кончил без троек и четверок и с надеждой на аспирантуру, особенно если меня не возьмут следующей осенью в армию. После окончания сессии я устроился на работу в Ленинградское Геологическое управление и таким образом снова поехал на север, на Кольский полуостров, где и нахожусь сейчас – вот уже 3 часа. В это лето я еду на новое крупное месторождение железа, где думаю немного денег подзаработать, чтобы обеспечить зимнее существование, отдавая все время занятиям, а, главное, собрать материал для своей работы, на которую возлагаю большие надежды. Это месторождение совершенно новое и исключительно интересное. На пятом курсе занятий у нас будет немного, лишь в ноябре и декабре, а затем будет дано время на курсовые работы и подготовку к госэкзаменам. Я являюсь кандидатом на стипендию имени Ф.Ю.Левинсон-Лессинга и, если ее получу, что возможно, то будет во всех отношениях хорошо".
    24 июля 1940г. уже из Ковдора Игорь пишет маме и рассказывает о своей работе, а также как добирался до места работы. Ковдор, 24.07.40г. "Дорогая мама. Вот уже 20 с лишним дней я нахожусь на месторождении. Добрался я сюда хорошо. В Уполокше я был 28 утром, проболтался там два дня, поджидая попутчиков, и, не дождавшись никого, ушел в Ёну один 30-го в пять часов вечера. Сорок километров я отмахал за 7 часов. Разумеется, что постель и чемодан пришлось оставить на складе в Уполокше, так что я шел с одним рюкзаком, да и то облегченным. Итак, в полярную полночь я был на берегу Кох-озера, откуда мне предстояло проехать по озеру до самой деревни – 6 км. Костром я вызвал лодку и в 2 часа ночи был в деревне. Утром пришел автомобиль, который ходит на слюдяной рудник. Он подвез меня 25 км, остальные 25 км я легко прошел и к 6-часовому ужину пришел на место. У входа в строящийся поселок стоит арка с надписью "Добро пожаловать". Как я её увидел, так и прослезился, думаю, что, мол, уж добра не жди. Так и оказалось. Здесь скверно с жильем и едой. Еды мало и очень однообразна – гороховый суп, перловый суп, пшенная, перловая каша изо дня в день. Иногда рыба. Я сам иногда ловлю рыбу, ее здесь очень много, но негде и не на чем готовить ее.
    Здесь всего не хватает, прежде всего людей. До сих пор еще строят дорогу. С самолетами неважно обстоят дела. Один разбился у нас на озере. Мы его ходили вытаскивать на берег, ибо он наполовину затонул. Летчик остался жив и невредим. Через день около Ёны на пути к нам разбился вдребезги ещё один самолет. Кроме того, погода неважная и они уже 3 дня не летают. Главного нашего начальства здесь нет. Есть только "подначальники" в том числе и я и Люся – всего человек 6, вот мы и работаем как угорелые на горе, да вдобавок учим работать коллекторов – их здесь 13 девочек, из которых лишь 3-4 более или менее подают надежды. Троих учит Люся и троих – я. Остальных – другие. Месторождение, как и ожидал я, очень интересное и я уже кое- что открыл здесь новое. Понемногу начал собирать материал. В настоящее время все дела начинают как будто налаживаться. Прежде всего с едой. Дают по пол литра молока в день, свежий хлеб, иногда белый, завтра будет масло и конфеты – уже веселее. Есть здесь на пограничной заставе звуковое кино – мы уже видели несколько картин.
    Мы здесь являемся одними из главных работников, чего я в такой большой партии не ожидал. Это и хорошо и плохо. За предстоящие 2 месяца надо будет проделать уйму работы, т.к. все планы еще не начали выполняться". Позже, в 1999 г, в журнале "Котлован" (специальный выпуск Хибинского отделения общества "Мемориал") он напишет статью "Дороги, которые не выбирали", в которой еще раз расскажет о своей работе на Ковдорском месторождении. Вот выдержки из нее:
    "В 1940 году я проходил преддипломную практику на разведке Ковдорского железорудного месторождения в качестве младшего геолога, оформлял документацию всех разведочных выработок: канав, шурфов, скважин. Было правительственное задание – в течение одного года провести разведку месторождения и построить железнодорожную ветку от Пинозера до Ковдора, а в следующем году приступить к строительству обогатительной фабрики и города. В начале июля, когда я пешком из Уполокши пришел на Ковдор, там находилось всего шесть человек – прораб, его помощник и четверо рабочих. Мы располагались в одном из сараев погранзаставы... В конце июля на Ковдор пришла группа примерно 5000 человек заключенных. Основная масса заключенных строила дома для охраны и бараки для заключенных, шоссейную дорогу от станции Ёна до Ковдора, а около 300 заключенных проводили горные работы в районе месторождения. Взрывные работы осуществляли сотрудники геологоразведочной экспедиции, расчищали горные выработки после взрывов – заключенные. Весь контингент заключенных был разбит на бригады, во главе которых были бригадиры – из числа осужденных за уголовные преступления".
    В этой экспедиции Игорь был вместе с женой Людмилой Николаевной Ширшовой. Они поженились на пятом курсе – 21 января 1940 года, зарегистрировав свой брак в Загсе. Этого брака очень не хотела его мама – Надежда Степановна. На этой почве Игорь очень переживал. Отцу он пишет:
    "Дело в том, что эти трудности возникли предо мной не как мои лично внутренние, а как внешние, связанные, главным образом, с отношением матери к существующему положению вещей. А последнее было таково, если не начать с Адама и Евы, что мать была резко недовольна моими отношениями с Люсей, тем, что я собираюсь на ней жениться. Мало того, она влияла на меня в том направлении, чтобы расстроить мою женитьбу, и это при моей нетвердости характера только ухудшило обстановку и в совершенно неверном свете обрисовало мое отношение к Люсе в ее глазах, в то время как я стремился к одному – к совместной жизни и работе с Люсей. Но в такой обстановке, когда мать не была бы настроена против нее, когда не было бы трений.
     1941 г. Несмотря на все наши усилия, урегулировать отношение с матерью из этого ничего нужного не выходило благодаря её принципиальной непримиримости. В отношении матери я сделал все, что было в моих силах и не моя вина, что этот разрыв фактически произошел. Тем более я не хотел бы, чтобы это произошло и с тобой. Получается так, что Люся виновата перед вами, что решила строить свою жизнь совместно с моей, а я виноват в том же плюс строптивости по отношению к мнению родителей. Это глубоко неверно и несправедливо. Мы живем вместе, работаем и помогаем друг другу и я глубоко уверен, что не мешаем никому". В это время он фактически порвал связь с мамой. Отцу он пишет о планах и перспективах на будущее:
    18.01.41г. "В мае у нас состоится госэкзамен, т.ч. к 1 июня мы Университет закончим. Сейчас мы сдаем зимнюю сессию. Три предмета уже слали, как всегда на "отлично". Остался один экзамен, самый трудный, после чего кроме 12 часов семинара по марксизму-ленинизму и курсовых работ до госэкзамена у нас занятий не будет. После окончания Университета я с Люсей и еще 6 человек с нашего курса по персональному приглашению Академии Наук едем работать на Кольскую базу Академии в Хибиногорск (Кировск). Там будут у нас прекрасные условия работы (аспирантура, 3.5 месяца отпуска в год, замечательная библиотека, лаборатории и т. д.) и научного роста под руководством крупнейших наших геологов, в том числе и А.Е.Ферсмана. В скором времени А.Е.Ферсман будет со всеми нами знакомиться в стенах Университета.     Я получаю стипендию имени Ф.Ю.Левинсон-Лессинга в размере 350 р. Сейчас я закончил вторую работу о гранатах. Отношение к нам со стороны профессора С.М.Курбатова и других руководителей самое лучшее, какое только можно иметь". Но работа на Кольском была потом. В начале июня они закончили Университет. Игорь получил диплом "с отличием", имея в нем отличные отметки по всем предметам. Его специальность – геолог-геохимик.